Dr Otto
личный сайт



рус eng         


Поэмы


        ПЕТЕРБУРГ

        Раскинувшись гордо на кресле,

        сидит.

        Визитка блестит новая.

        Она мне укажет,

        что ждет

        впереди,

        Туша семипудовая.

        «Билет в Петроград,

        поезд пять-два», –

        Скажу я отчетливо, громко.

        Затычет

        с ухмылкой, заметной едва,

        Юная комсомолка.

        Я, думая, что уж билет мой готов,

        Сладко предвкушаю.

        Смотрю на нее.

        Вижу –

        что-то не то,

        Смутилась кассирша старшая.

        Напрасно по клавишам с силою жми,

        Не выдашь мне нужный билет:

        «Проверьте,

        куда вам,

        гражданин:

        Такого города нет».


        I

        Из душного вышел

        на воздух купе

        И вдруг –

        Испуг!

        Подкинул свежести ветер мне –

        Петербург.

        Платформу заполнили тыщи людей

        Идем как один –

        родня.

        И рыщет меж нами ветер-злодей,

        Ищет меня.

        В динамиков мощь прокричали нам:

        «Поезд из Москвы».

        Пахнуло империей

        мощнее, чем Сталин:

        Номера не с головы.

        От Петербурга

        вагонам

        ведем

        счет –

        Чтобы знали: величие есть!

        И знают,

        и дышат,

        и помнят еще –

        Предрассудков не счесть.


        На выход,

        к проспекту,

        к складам старины

        Бегу, оттопырив глаза.

        И серость скупая от каждой стены

        Душу щекочет.

        Слеза.

        Под купольным сводом

        темным-серо,

        Никуда от него не уйти.

        Камера,

        жаль,

        не былинный герой –

        Мыльный у ней объектив.

        Снимки не сделать,

        ну что ж,

        ну и пусть –

        Въемся глазами в вид.

        Запомню в мозгу петербургскую грусть,

        В извилинах пусть

        грустит.


        Свернул с проспекта –

        пятачок –

        Стоит какой-то франт.

        С паршивой

        снять бы хоть клочок,

        Но говорят:

        гигант!

        Читал, листал,

        но все одно ж:

        С виду

        как помёт.

        Конца и края не найдешь,

        Словом,

        рифмоплет.


        В квартиру зайду –

        писатель один

        Знакомый

        здесь вроде бы жил.

        Незваный,

        но скажет он: «Проходи,

        Каляки свои покажи».

        «Каляки, -

        отвечу, -

        не хуже твоих,

        Только я –

        поэт.

        Пишу про тебя,

        между прочим,

        стих,

        Хоть умер ты

        как сто лет».

        Но стены питают сердце теплом –

        Его наполняет

        жизнь.

        Федора дух тут – как диплом –

        На крыльях летишь.


        Пойду до Литейного –

        снова проспект –

        Он город рассек пополам.

        Шумит безобразно уж третий век,

        А надобно –

        пылать.

        Погрязли опять в увлеченьях мальцы.

        И девочки

        тут как тут.

        Снуют между ними с носами дельцы

        И в ступках

        трут.

        Захочешь,

        чтоб были не только щи,

        Придется соврать небесам:

        «Гордо звучит на страну –

        тусовщик!

        Громом гремит –

        тусовать!»

        Я спрячусь от шума и праздной толпы,

        Китайский задев динь-дон.

        Разные

        пытались

        ставить столпы,

        Чтобы попасть на ринг-тон.


        А я за стеклом на прохожих смотреть

        Буду,

        цедя кофий.

        Такая в Петербурге круговерть,

        Что –

        хоть морфий.


        В кожанке проходит парень

        И с ним –

        черное чудо.

        Позавидуешь такой паре:

        Доходы с металлолома будут!

        А дальше идут девчушки

        в розовом –

        Повязки, ковбои и пули;

        Какие-то тришки

        цвета навозного

        И башмаки Никулина.

        Впрочем,

        и пафос

        ходит тут,

        Пережиток греческий.

        Ботинки золотом лгут,

        И облик

        нечеловеческий.

        Радость все же есть в груди –

        Мелькают всё светлые лица.

        Видно,

        как ладан,

        льют дожди

        Северной столицы.


        II

        Дальше иду –

        на север мой путь,

        Где жил

        человек

        некрасивый:

        В прихожей –

        барометра ртуть,

        В жилах –

        к женщинам льнивый.

        У друга

        жену увел за так.

        Оказалось – будни.

        Не будем судить,

        коль он –

        мастак.

        Рассудит день Судный.

        Ходил я по комнатам, чуть не устал:

        Как в Зимнем жил,

        бедолага.

        Зато в пропаганде не сжимал он уста –

        За народное благо.

        Да, впрочем,

        я сам бы пожить так не прочь,

        Раз мысли текли

        струею.

        А то –

        в голове расцвела заморочь:

        Талант задохнулся негою.

        А здесь,

        взирая на пышный наряд

        Домов,

        что плечами к плечам,

        Чувствуешь:

        жжет заря,

        Как лампочка Ильича.

        Но грустно мне в комнатах этих ходить,

        В кабак бы

        и в горло абсент.

        Я знаю:

        Господь не меня наградил,

        В поэзии я

        лишь студент.


        На улице

        всмятку бушуют ветра,

        По щелочкам люди забиты.

        Во власти стихии город Петра –

        Превратился в сбитень.

        Но льдинки воды

        не остудят мой пыл –

        Греют

        квартиры

        гениев.

        Сквозь время растут такие столпы,

        Включая отопление.


        Замок на Мойке стоит

        – красавец

        И вроде бы

        мытый.

        В нем жил 40 дней венценосный отец,

        Неизвестно кем убитый.

        История –

        тайна, загадка времен,

        Продолжение дел Авеля:

        Но жалкую выставку блеклых имен

        В залах расставили.

        Бездарность

        бездушности

        серости лет

        Подарком внесла современность.

        В негодность пришло временное реле:

        И гений

        не сменит дух тлена.


        А вечером встреча:

        увижу её,

        И буду рыдать

        в плечо ей.

        Дам чувствам несчастным разлиться

        в нытьё,

        Мыслями разгоряченный:

        Обрызгали гениев

        тиной тиши,

        Талантище их

        запылили,

        На свалку к помоям

        частички души –

        Копайся теперь

        в иле.

        Музеи открыты на каждом углу –

        Мещанские скверики.

        Назвав безобразьем,

        ни на грамм не совру:

        Там не люди –

        четверики.

        Стоят в каждом зале, как статуй ряды,

        Бархатные старушенции

        И распускают на прохожих

        яды,

        Ни на секунду не ленятся.

        Бывает,

        такая увлечена.

        И сразу – вдохновение.

        Но быдлость на свете некстати вечна:

        Пленит нас,

        подкрепленная ленью.

        Проходишь по залам, дышащим им,

        Очарованный.

        Но вдруг

        из-за шкафа,

        простенка –

        лещи! –

        Старушки на все готовые:

        Не там проходил,

        не туда посмотрел –

        На вздохи

        придуманы правила.

        Истлеет участье в цензурном костре,

        Влюбленность в искусство

        отравлена.

        Да сами музеи –

        стеклянный наряд.

        Бездушности

        высится здание.

        И к горлу комок:

        я пришел сюда

        зря!

        И жжёт бесполезность исканий.


        Так каждый кусок в пироге бытия

        Отсутствием сущности давит.

        Бездушности полон,

        быть может,

        и я,

        Но мне

        это

        не нравится!


        Не в силах бороться

        склоняюсь к ней,

        Изможденный,

        усталый,

        бессильный.

        Мечтаю:

        седлать бы железных коней

        И –

        новый виток волотильный.

        Да только усталость как камень.

        В висках

        Стучит молотильно давление.

        И душит удавкой собачья тоска,

        Которой отдался Есенин.

        Но чую я:

        схлынула

        вешняя грусть,

        Что жизнь рисовала бесцельной.

        Я знаю

        железно,

        что в город вернусь,

        Где жили Петр и Ленин,

        За новым куском

        вдохновенья.

        4-6.02.2008



    P.S. Ссылки на мои стихотворные странички в разделе о себе.

Яндекс.Метрика



Hosted by uCoz